День 15. (6 июля) Все обычно – подъем в 6, выезд в 8. Интересно, что я живу без часов (наручные забыла, а телефон умер), но время пробуждения знаю почти точно по Нине. Когда она просыпается, ворочается и гулит, дергает меня за волосы и всячески привлекает мое внимание, спрашиваю время у Кирилла, он смотрит на своем телефоне и говорит неизменно: «Почти 6, сейчас будильник прозвонит».

Сегодня прятаться в тень некуда, солнце жарит безбожно, перед выездом пришлось всех мыть в холодном душе, это невероятно приятно. Все как обычно: Нинка сосет на сон, потом я выкладываю ее в кресло и читаю про то место, куда мы едем.

Сегодня это молоканская деревня Ивановка. Надо сказать сразу, что информация из путеводителя, изданного министерством туризма Азербайджана, пропитана такими тоннами розовых соплей, что делить ее надо не на десять, а на сто примерно. Про гнилой заросший пруд написано, что в нем резвятся на жаре дети, про мужчин, что они все после сорока лет носят бороды и т.д.

Мы не увидели ни одного бородатого мужика, зато кучу безбородых пожилых дядек. Написано, что колхоз процветает и т.д. А мы увидели какие-то осколки совка, замершие в своих семидесятых, много разбитых продающихся домов.

Кирилл пошел по наводке в один из домов купить сметану, поговорил с мужиком. Тому за 50, но бороды нет, говорит, что бороды носят только те, кто перестал воровать, кому уже за восемьдесят. А ему еще рано, то тут мешочек в колхозе сопрет, то там. А вот отец его уже принят в старейшины, ему 85, отпустил бороду.

Дом культуры и парк. Памятник павшим в Великой Отечественной войне. Дети не перестают удивляться, задумываются надолго. Как это так, в какой отдаленный уголок ни заедем, везде памятники погибшим в той войне, хоть в высокогорное покинутое село Дагестана, хоть в молоканское село среднего Азербайджана. У молокан из Ивановки призвали 700 мужчин, вернулось 400. Это еще благополучная картина, в центральной России пропорция куда как печальнее.

Ивановка основана в 1840 году в результате переселения крестьян-молокан из средней полосы России в Закавказье. В советское время в селе существовал колхоз имени М. И. Калинина, которым с 1953 по 1994 год руководил Николай Васильевич Никитин. Под руководством Никитина, колхоз к концу 80-х XX века превратился в одно из ведущих хозяйств республики. Сейчас Ивановка - это последний и единственный оставшийся колхоз с советских времен. Подробно про Ивановку и колхоз можно прочитать на сайте о селе Ивановка Республики Азербайджан.

Колхоз за несколько лет председательства Никитина так разбогател, что был построен огромный великолепный Дом культуры, который и сейчас, несмотря на то, что слегка запущен, весьма впечатляет. Это, наверное, главная из материальных достопримечательностей Ивановки.

Сходили в центральный магазин. В магазине не продают местные продукты производства Ивановки. Только вино. Купили несколько бутылок вина "Ивановка" красного и белого.

Мы как будто побывали в показательном колхозе из советского прошлого. Великолепное правление, детский сад, школа, дом культуры, огромная современная машинно-тракторная станция. Вроде бы все хорошо, но детей своих молокане стараются устроить в России. Вроде бы нынешний Алиев обещал Ивановке и колхозу неприкосновенность, но что будет дальше? Слишком уж сильны в Азербайджане пантюркистские настроения. Значит, снова резня, погромы, геноцид, тихое выдавливание других народов, пока в Азербайджане не останутся одни тюрки...

Лагич. Красивый небольшой поселок в горах, известен своими медными и лудильными мастерскими. Сейчас он раскручен для туристов, каждый дом на главной улице – магазин сувениров. Чуть в сторону от главной дороги – и все та же привычная азербайджанская глубинка.

После долгих обсуждений купили огромный медный луженый поднос, на котором жених должен посылать невесте сладости, большую чашку, какие у них висят у источников на цепочках, и маленькую турку. Чашка и поднос старинные, нереставрированные, а турка отреставрирована хозяином лавочки.

Лагич — один из известных на Кавказе и за его пределами ремесленно-торговых центров, прославившийся со времён средневековья изготовлением холодного оружия и медной утвари, украшенной гравированным орнаментом. Основное население посёлка — лагичи (самоназвание — лахыджи, лагичи).

Лагич превратился в большое поселение с улицами, выложенными белым речным камнем со дна реки Гирдыман, с двухэтажными и трехэтажными домами, с общественными банями и мечетями, водопроводом и канализацией. Слава его достигла апогея во второй половине ХIХ века, тогда в Лагиче проживало десять тысяч человек.
В конце XIX века в связи с приходом машинного производства ручное изготовление медной посуды в Лагиче резко сократилось. Жители целыми семьями уезжали в Баку, Шемаху, Кюрдамир, и само поселение стало медленно угасать.

Лагичские мастера демонстрировали свои товары и на Всемирной Венской выставке 1873 года. Медная посуда из Лагича представлена в Лувре. В Бернском музее хранятся винтовки, сабли и кинжалы лагичских оружейников, богато украшенные орнаментом и инкрустацией.

В Лагиче было развито и ковроделие. Благодаря своим художественным качествам лагичские ковры были известны и вывозились из села на продажу. Считается, что они отличаются особой красотой, многоцветием и пользовались большим спросом на рынке.

Таты, их еще называют кавказские персы и закавказские персы, - это иранский этнос. Они проживают в Азербайджане и на юге Дагестана. Таты большей частью шииты. Слово "тат" тюркское, применяемое обычно для обозначения оседлого нетюркского населения. Интересно, что в начале XX века таты составляли 25% населения Баку. Как следствие ассимиляционной политики Азербайджана, число татов в XX веке постоянно снижается.

Некоторые историки считают, что большинство тюрков северо-западного Азербайджана, нагорной части Кубинского и Шемахинского уездов, а также Апшеронского полуострова состоит из отюреченных татов.

Главная торговая улица пересекает весь городок и является его ремесленным центром; здесь мастерские и лавки располагаются сплошным фасадом. В домах, построенных на ней, первые этажи отведены под мастерские или торговые помещения. Многие мастерские медников и кузнецов были связаны с жилищем мастера: из мастерской имелся выход в дворовую часть.

На обратном пути заехали в придорожный ресторанчик, хозяин сказал, что порция шашлыка 5 манатов, помидоров – 1 манат, сыра – 2. Оказалось, что порции комариные. Все смели, включая лаваш и зелень и остались голодными. На всех вышло 30 манатов = 1600 рублей. Недоумеваем. Если бы порции были в два раза больше, никаких вопросов бы не было, но там в одной порции шашлыка два кусочка мяса, да и то с костями. Это вообще как? Это было худшее обеденное место за всю поездку.

Немного не доезжая Исмаил свернули на разбитую грунтовку в горы посмотреть водопад "7 красавиц". Вокруг водопада популярное место отдыха, все уставлено ресторанчиками. Водопад - это небольшой ручей, который семью каскадами-ступенями стекает по скалам в густом лесу.

Один из вариантов путешествия предполагал, что мы из Исмаил поедем на юг в Гянджу и южнее в горы смотреть руины Армянских церквей. Сейчас немного подумали и решили, что пропустим эту петлю и поедем дальше на северо-восток в сторону Грузии. Руины крепости недалеко от Исмаил тоже пропускаем, а вот в Нидж, место компактного проживания удин, мы поедем.

Нидж — большой посёлок, окруженный возделанными землями. Застроен домами с большими приусадебными участками, засаженными плодовыми деревьями. Поселок состоит из шестнадцати "концов" шакка, два из которых заселены азербайджанцами, остальные удинами. Кто ж такие удины?

Удины (самоназвание уди, ути) — один из древнейших народов Восточного Кавказа. Историческое место проживания — территория современного Азербайджана. Сейчас живут также в России, Грузии, Армении, Казахстане, Украине и во многих других странах. Общая численность — около 10 000 человек. Удины являются прямыми потомками кавказских албан. Удины говорят на удинском языке. Распространены также азербайджанский, русский, грузинский и частично армянский языки. Удины, как и другие народности лезгинской группы, как по языку, так и в этнокультурном отношении близки другим народам Дагестана. Предки этих народностей исторически входили в состав многоплеменного государственного объединения — Кавказской Албанию, и были известны под общим именем «леков» албанцев. Про Кавказскую Албаниию мы еще поговорим в следующих частях путешествия, когда непосредственно столкнемся с жалкими материальными артефактами, оставшимися от этого загадочного государства.

Удинский язык относится к лезгинской ветви нахско-дагестанской группы языков (восточно-кавказской) семье языков, делится на два диалекта — ниджский и огузский (варташенский). Удинский язык используется только в быту. В качестве официального языка удины используют язык той страны, в которой проживают. Большинство удин двуязычны, нередко трёхъязычны. Как считают большинство специалистов, удинский язык в прошлом был одним из распространённых языков Кавказской Албании, на основе которого в V веке Месроп Маштоц создал албанскую письменность, заложив основы литературного языка удин.

Удины проживали почти на всей территории современного Азербайджана, а так же и Нагорного Карабаха. Начиная с эпохи христианизации Албании, удины принадлежали Албанской церкви, которая была в каноническом единстве с Армянской апостольской церковью, и предстоятель Албанской церкви назначался армянским католикосом. Как и Армянская церковь, Албанская церковь не признала Халкидонского собора, исповедуя монофизитство. Из всех христианских албанских племен, прежнюю этническую самоидентификацию сохранили только удины. Армянский язык был языком богослужения и письменным языком удин. Интересно, что в Грузии тоже есть село компактного проживания Удин. Грузинские удины - православные. С вхождением Закавказья в состав Российской империи, автономный Албанский католикосат Армянской церкви (с престолом в исторически армянонаселенном Нагорном Карабахе, в монастыре Гандзасар) просуществовал до конца XIX в. и по требованию имперских властей был преобразован в митрополию Армянской церкви. Все приходы Албанского католикосата, в том числе и удинские были подчинены Арцахской и Албанской епархиям Армянской церкви.

В конце XIX в. происходило собирание всех людей, еще осознающих себя удинами, в 2 крупных села: Варташен и Нидж. Первое переселение удин за пределы этнической территории датируется временем армяно-азербайджанского конфликта начала века. В России удины появляются впервые в 1970-е г. Массовое переселение, однако началось сразу после 1988 г., во время армяно-азербайджанского конфликта. В Варташене во время конфликтов 1988 года азербайджанцы не отличили удин от армян и всех выгнали. А в Нидже на примере тех удин, кто не уехал, изображают "беспрецедентную толерантность". Это же очень удобно и безопасно изображать толерантность на примере мелкого почти ассимилированного народца. Удины очень нужны современной азербайджанской идеологии. Ведь удины всегда жили вместе с армянами и переселялись с ними. Теперь можно сказать, что армяне насильственно ассимилировали удин, и никаких армян не было и быть не может в Азербайджане. Это все албанцы, подвергшиеся насильственной арменизации.

Заброшенную удинскую церковь несколько лет назад отреставрировали на деньги какого-то норвежского фонда. Тюрки подошли к реставрации по-своему. Они просто уничтожили все армянские надписи на стенах. Когда норвеги это увидели, то прекратили финансирование проекта. А так, конечно, видно, что по архитектуре - это типичная армянская церковь XVII века и позже. Вся Армения, можно сказать, застроена такими скромными базиликальными церквушками.

Правительство Азербайджана воссоздет Албанскую церковь. Причем воссоздают ее православной. Для этого заручились поддержкой Московской патриархии. Понятное дело, что это чисто политический и пропагандистский шаг, нацеленный против Армянской Апостольской церкви, в которую входила Албанская церковь. Азербайджанцы ничего от этого не теряют: церковь в Нидже не действует, священника нет, и вряд ли будет. Потом мы увидим, как ловко тюрки не пускают священников в Азербайджан. В Кише (увидим церковь в Кише завтра) удины давно приняли ислам. Зато можно красиво покричать о толерантности, пригласить папских кардиналов посмотреть на удинскую церковь, ну и с церковной точки зрения обрезать каноническую территорию Армянской церкви.

Азербайджанцы красиво отчитываются о великолепной инфраструктуре села, о русских и удинских школах, детсадах. Возят сюда иностранные делегации. Но, видимо, дальше церкви и красивого церковного двора с четырьмя роскошными платанами ничего не показывают. А село очень депрессивное. Большая часть домов заброшена. Детей и молодежи нет, все уехали. Местные люди-то чувствуют, что скрывается за толерантностью тюрок.

Огромную территорию в центре села занимает кладбище, и оно интересно. Наверное, тут есть очень старые могилы, но все заросло и ничего не разберешь. Интересно посмотреть на захоронения XX века.

Большая часть фамилий армянские. Да, ведь удины вместе с культурой переняли и язык у армян. Удинские фамилии были армянизированы. Сейчас наблюдается обратный процесс. Ведь с фамилией на -ян в Азербайджане просто опасно находиться. Например, Кочарян — Кочарли, или, как на нижней фотке, Даллакян - Даллари.

А в самом центре села посреди садов, переходящих в кладбища, или кладбищ, переходящих в сады, стоит более поздняя армянская церковь. Ее, конечно, никому не показывают, да и кому она вообще нужна.

Память об армянах в Азербайджане уничтожается. Само слово "армяне" почти запрещенное. Над входом крест и армянская надпись. Азербайджанцы эту церковь называют албанской. Вообще, все армянское, независимо от времени, в Азербайджане теперь называют албанским. Вот поэтому-то удины очень нужны Алиеву как народ, берущий свое начало во глубине веков в Кавказской Албании.

Интересно, что современные азербайджанские "историки" наперегонки засовывают образование азербайджанского этноса все дальше и дальше уходящим в глубь веков. Уже отодвинули этот процесс до IX века. Наверное, найдутся красавцы, которые докажут, что это было еще раньше.

Пока едем в Шеки, вечереет, постоянно встречаем многочисленные стада коров, понуро бредущих к своими домам на дойку. Попадаются совершенно дикие экземпляры с витыми рогами и волосатыми спинами, какие-то древние ископаемые животные, а не коровы. Дети с визгом тыкают через окна пальцами. Одна корова даже нас забодала в бок.

 Саша: Нам было пора вставать на ночлег. Папа предложил 2 варианта: либо ставить палатку, либо проехать еще 130 км до Шеки и там переночевать в караван-сарае. Мы выбрали 2 вариант. Мама подумала, что место там будет не лучше того места в Баку, где мы хотели встать, но её сомнения были напрасны. Это было большое каменное сооружение с деревянными воротами.

 Саша: Мы вошли в зал с фонтаном, но он не был включен. Нам дали номер с 2 комнатами на 2  этаже. Комнаты были хорошие, чистые. Явно старинные, но восстановленные. Потолок был сводчатый, кирпичный. Стены каменные, кое-где замазаны бетоном. В общем, «сарай» нормальный.

Бросаем вещи в номер, с любопытством оглядываем старинное здание, дети пробегают по галереям и саду, и идем гулять по вечернему городу. По нашему времени сейчас 7 вечера, по местному - 9. Большинство лавочек закрывается, народу на нижней туристической улице никого, а на улицах жилых в верхней части города сидят в теньке небольшими группами местные жители, бегают дети.

Нинке улыбается каждый прохожий, кто-то треплет по щеке, кто-то целует, Нина-умничка всем радостно улыбается. Народ млеет. Жилой Шеки симпатичен, из-за глухих заборов свешиваются плети винограда, видно застекленные террасы, развешенное белье. Хозяйки выплескивают воду из ведер прямо на улицу нам под ноги, перекрикиваются дети.

Одна из вечерних отдыхающих компаний сидит под огромной старинной шелковицей, вся земля в характерных жирных пятнах, а у них в руках два больших подноса со спелыми ягодами, нас подзывают и потчуют. Очень сокрушаются, что нельзя угостить Нину, понимающе щебечут на азербайджанском, объясняемся жестами, старушка показывает на грудь и делает чмокающие движения, я киваю.

Народ очень общительный и приветливый. Между собой все постоянно здороваются, начинаем здороваться и мы. Чудно и непривычно, но мы втягиваемся. Какие-то мелкие дети, убежав от своих родителей, провожают Нинкину коляску еще пару кварталов, причмокивая губами и заигрывая с нашей девочкой, слышу сзади торопливый звук шлепок по камням – это родители догоняют и возвращают детей.  

Ужинаем в саду нашего караван-сарая, на время намаза музыканты оставляют свои инструменты и уходят со сцены. Призывно кричит муэдзин, в Шеки замирают все другие звуки, потом город снова оживает, музыка возвращается, привычный вечерний шум слышен из-за стен.

То и дело слышим зверский свист шин, кто-то затирает на горке по булыжной мостовой, Саня прислушивается и комментирует: «Заехал».
Чем хорош ресторан при отеле, можно всех оставить, когда начинает плакать младший ребенок,  и уйти его купать и укладывать. Так и сделала, дети дожидались своих люля, а я ушла по темной прохладной галерее  к нашему тридцатому номеру.

Саня: Вечером мы пошли прогуляться по городу. Когда мы прошли по главной улице, мы свернули по переулку в какие-то закоулки. Там были узкие улочки с резким рельефом. Нам попалась добрая семья, которая угостила нас шелковицей. Потом мы вернулись в «сарай», поужинали в ресторане под музыку маленького оркестра, пришли в свой № и легли спать. Утром мы сходили во дворец, а потом уехали.